Апокриф от соседа - Страница 14

— И, помнится, перевернул стол с твоим говенным товаром? — иронично отозвался Йоханан. — Ты жаждешь мщения, убогий ублюдок?

— Ты же сам велел мне найти его, о, господин! И я два дня назад его выследил…

— Он отобрал у тебя жену, которую ты хотел убить за то, что сам перестал быть мужчиной, впрочем, ты никогда им, наверное, и не был, жалкий придаток собственных гениталий.

— От тебя ничего не скрыть, о, господин!

— И не пытайся, Анания!

— Он поселился со всеми своими учениками у моего знакомого — его зовут Осия, он тоже служит тебе.

— И баба твоя тоже там, а? — грубо засмеялся Йоханан. — Почему ты только сегодня пришел ко мне?

— Раньше к тебе не пускали. Говорили, что ты болен и не примешь меня. А вчера вечером мой сын проследил — Ешуа с Юдой ходили вдвоем к некоему Ицхаку, известному как…

— Знаю! И что из этого?

— Осия говорит, что Ешуа после этого сошел с ума. Вернулись они поздно, а перед тем пришел туда последний ученик — Фома, и собралось их тринадцать, вместе с Ешуа, и четырнадцатая — моя жена, чтоб ей пусто было, о, господин мой, Йоханан! Ешуа попросил Осию освободить им до утра одну комнату в доме и оставить его с учениками. Комнату Осия освободил, а сам из другой комнаты слышал весь разговор. «Втолковывайте людям, — требовал Ешуа от апостолов, — что не Бог я вовсе, а те из вас, кто называет меня Сыном Божьим, чтобы, сославшись на Высшего Судию, призвать народ к добру, понять должны, что такая ложь — во зло». Плакал он, у всех учеников за что-то прощения просил, а Юда Искариот утешал его, а ученикам говорил, что это он, Юда, во всем повинен, еще говорил, что теперь надо возвращаться к своим делам — сеять хлеб, растить детей и в простой жизни светить людям добром, учить их своим примером. Вот так, Йоханан, господин мой…

— И что теперь?

— Ешуа бродит повсюду, как помешанный, бормочет что-то про себя, решает, наверное, что делать дальше. Юда почти все время рядом с ним. Апостолы шепчутся, разойдутся, наверное, скоро кто куда… Если мы не схватим его сейчас, о, господин, то… проиграем…

Йоханан мрачно усмехнулся себе и своим мыслям: «Да, видно не спасти мне, Ицхак, свою бессмертную душу. И тебя мне уже не спасти, Ицхак! Жаль, что опоздал ты». И уже твердо обратился к Анании:

— Прекрати свое нытье и запомни: советник римского наместника в Ерушалаиме никогда ни во что не играет, а тем более не проигрывает. Слушай же меня. Все надо делать быстро, пока весть об отречении Иисуса не дошла до народа. Возьмешь отсюда десять стражников; дождавшись, когда Ешуа окажется один хоть на минуту, схватите его и доставите в тюремный подвал прокуратора; следи, чтобы Синедрион не прознал о том и не затребовал доказательств вины. Крест избавит Иисуса Христа от всех вопросов. Сегодня же должен сгореть дом старого Ицхака со всеми, кто в нем живет, повторяю, со всеми. Соседям Ицхака заплатишь столько, сколько посчитаешь нужным, чтобы под страхом ужасной смерти они запомнили: на месте того дома никто никогда не жил, и никакого Ицхака они знать не знали и ведать не ведали. Ицхак должен быть вычеркнут из жизни, из памяти живущих и их потомков. Ученикам Ешуа внуши, что их домыслы о божественности Ешуа есть истина, а то, что учитель их отрицал это, — не что иное, как последнее искушение, последняя проверка твердости их веры. Скажешь им, что Христос вознесся на небо по прошествии трех суток со дня казни, а стражники пусть позаботятся о том, чтобы гроб, в который положат Ешуа после снятия с креста, через три дня был пуст. После того апостолы должны разойтись по дорогам и нести в мир благую весть о приходе мессии и о великом чуде воскрешения.

И еще! Все должны знать, что выдал Сына Божьего страже Юда Искариот, получивший за это от первосвященника Каиафы тридцать сребреников, и само имя его будет проклято вовеки. Я все сказал. Ступай!

Анания попятился к двери. На полпути Йоханан остановил его:

— Стой! За дверью ждет Авиэль, мой секретарь. Скажешь ему, что сегодня он свободен. Через два дня я жду его. Нынче я устал. Ты понял меня?

— Да, мой господин!

— Знаешь, что ждет тебя, если не выполнишь в точности все, что я велел тебе?

— Я раб твой, о Йоханан, господин мой!

— Все. Ступай! Быстрее!

* * *

Руфь убиралась в комнате раби Ицхака, когда Юда вбежал в дом.

— О, господин! — от неожиданности вскричала девушка.

— Какой я господин, зачем ты…

— Ты племянник моего любимого господина, а значит, тоже мой господин.

— Что ты, прекрасная девушка! Я и мой друг, мы безмерно виноваты перед тобой.

— Не говори так, о Юда! Я не хочу больше вспоминать то страшное, что было со мной. И вы с Ешуа не виноваты ни в чем, вы такие добрые, — Она подступила ближе к молодому человеку. — Можно, я скажу, господин?

— Опять господин?

— Ты такой красивый, Юда. Я так хотела тебя поскорей увидеть. — Она попыталась было коснуться пальцами его лица, но отдернула руку как от огня. — Какое у тебя прекрасное имя — Юда! Мне кажется, нельзя не полюбить человека, которого зовут Юда, и человек, носящий имя Юда, должен быть такой же чудесный, как племянник моего господина. Мне кажется, когда-нибудь все женщины будут называть своих мальчиков Юдами, и всех возлюбленных тоже, они ведь так же будут рождаться у женщин. Все они будут такими же красивыми и добрыми, как ты. Весь мир из Юд, и все запутаются. Боже мой, что за глупости я говорю! Как они только в голову приходят, — она засмеялась и заплакала одновременно.

Юда ошарашенно прижал к своей груди ее голову, и Руфь, лишь на секунду сделав вид, будто сопротивляется, обняла его.